- Как история города Форт-Шевченко связана с судьбой Тараса Шевченко?

История города Форт-Шевченко теснейшим образом связана с судьбой Тараса Шевченко.

В середине XIX века, в 1846 году на берегу Тупкараганского залива появилось самое старое и самое отдаленное военное поселение Российской империи в Закаспийском крае – Новопетровское укрепление. В 1857 году крепость была переименована в Форт-Александровский, с 1924 года – Форт-Урицкий, с 1939 года ставший городом Форт-Шевченко в честь Великого Кобзаря к 125-летию со дня его рождения.

Тарас Шевченко находился в Новопетровском гарнизоне на военной службе самый длительный период своей ссылки – с 17 октября 1850 года до 2 августа 1857 года.

Со временем военное значение крепости упало, и в итоге она была разрушена. Но на территории города сохранился летний дом коменданта Ираклия Ускова, на базе которого в 1932 году был открыт мемориальный музей Тараса Шевченко. Местный парк (бывший гарнизонный сад) к этому времени уже носил имя Шевченко.

На одной из парковых дорожек стоял деревянный сруб под двускатной крышей. В народе его называли «колодцем Шевченко». По преданию, именно на этом месте Тарас и его однополчане на семиметровой глубине добрались до пресной воды. Здесь также сохранилась землянка, построенная Усковым в 1853 году, в которой поэт любил уединяться для творчества и хранил свои принадлежности для рисования.

Именно в Форт-Шевченко были предприняты первые шаги по увековечиванию в различных формах памяти о Кобзаре. По некоторым данным, еще в 1910–1911 годах здесь существовал небольшой музей Шевченко, организованный тогдашним начальником форта и всего Мангышлакского уезда полковником Тараниным, уроженцем Киева.

В 1918 году был издан Декрет о необходимости увековечения памяти деятелей прошлого, в список вошло также имя Т.Г. Шевченко. В августе 1920 года Адаевский революционный комитет Мангышлака принял решение о сохранении всех памятных мест, связанных с именем Т.Г. Шевченко, и, в первую очередь, о восстановлении и сохранении парка в городе Форт-Александровском. 12 октября 1925 года Совет Народных Комиссаров Казахской Республики принял Постановление об открытии музея в парке имени Т.Г. Шевченко: «В Форт-Александровском, куда в семилетнюю ссылку был сослан поэт-революционер Шевченко, доселе сохранился сад имени поэта. Считая, что указанный сад имеет культурно-историческую ценность и подлежит охране, Совет Народных Комиссаров КазССР постановил: считать сад имени Т.Г. Шевченко в Форт-Александровском неприкосновенным и организовать охрану этого сада. Казнаркомпросу подлежит изыскать средства на содержание и охрану сада и устроить в этом саду музей имени Т.Г. Шевченко». Но торжественное открытие музея Т.Г. Шевченко в летнем домике бывшего коменданта Новопетровского укрепления И.А. Ускова состоялось только 1 мая 1932 года.

Еще в 1881 году, к 20-летию со дня смерти поэта, в Форте Александровском бывший комендант крепости Ираклий Усков организовал установку на территории сада, возле своего дома, где проживал с семьей, первый на казахской земле и в мире памятник Тарасу Шевченко – гипсовый бюст на пирамидальном пьедестале. Считается, что постамент и эскиз изготовил друг Шевченко, местный казах Каражусуп: «… величиной с человеческий рост, из гипса, на голове большая шапка. С плеч сходит прямым треугольником солдатская форма». Этот памятник стоял до 1920 года и был снесён в ходе революционных событий то ли басмачами, то ли самими революционерами.

Второй раз памятник Кобзарю в городском саду Форт-Шевченко в виде гипсового бюста был установлен в 1927 году, еще один бюст появился в 1932 году. Новый памятник был установлен уже в новейшее время – в 1997 году, по проекту украинского скульптора Владимира Чепелика, который изобразил поэта сидящим в солдатской форме.

Наиболее яркие страницы истории музея и мангистауского шевченковедения связаны с именем педагога, краеведа и писателя Есбола Умирбаева (1916–1988). Учитель казахского языка и литературы увлекся темой творчества Шевченко, стал организатором школьной поисково-исследовательской работы. В результате открылись новые, ранее малоизученные страницы жизни и творчества поэта-художника. Е. Умирбаев более 30 лет своей жизни посвятил педагогической деятельности – в 1940–1950-е годы работал учителем, завучем, а с 1956 года стал директором школы в Форт-Шевченко. В 1962 году окончил филологический факультет педагогического института в Гурьев (ныне – Атырау). Е. Умирбаеву принадлежат многочисленные публикации в газетах и журналах о Шевченко: «Следами Т. Шевченко» (1957), «Тарас Шевченко и казахские дети», «Тарази акын» (1962), «Легенды про Тараса Шевченко», «Шевченко в Каратауской экспедиции» (1964), «Мангышлак в рисунках Тараса Шевченко» (1975) и другие, он также составил оригинальную карту «Пребывание Тараса Шевченко на Мангышлаке и места его работы» (1967).

В 1977 году в Киеве на украинском языке, а в 1984 году в Алма-Ате на русском была издана книга «Оживут степи… Тарас Шевченко за Каспием», авторами которой выступили известный украинский писатель, литературовед, шевченковед А. Костенко и Е. Умирбаев. Книга стала результатом длительных исследований и сбора информации, в мае 1972 года авторы полностью повторили путь Каратауской экспедиции 1851 года.

Подвижник из Форт-Шевченко стал одним из самых известных шевченковедов и популяризаторов творчества Кобзаря в Казахстане. В своих научных трудах Е. Умирбаев убедительно показал, что творчество Шевченко значимо и для украинского, и для казахского народов.

Ежегодно в Форт-Шевченко проводятся мероприятия, посвященные Великому Кобзарю, с участием работников музея, краеведов, активистов Украинского этнокультурного объединения имени Т.Г. Шевченко Мангистауской области.

В 2014 г. в Актау и Форт-Шевченко прошла крупная Международная научная конференция «Кобзарь идеи Независимости», посвященная 200-летию со дня рождения Тараса Шевченко.

Мемориальный комплекс Т.Г. Шевченко в Форт-Шевченко включен в список 100 общенациональных сакральных объектов Казахстана.

- Как и почему Шевченко сюда попал?

В конце октября 1849 года Шевченко вернулся из Аральской экспедиции, после чего последующие полгода (до апреля 1850-го) жил в Оренбурге. Руководитель морского похода капитан Алексей Иванович Бутаков за активное и полезное участие в экспедиции просил у военного начальства, чтобы художника не возвращали на службу в Орскую крепость, а разрешили остаться в Оренбурге.

Но 22 апреля 1850 года на Шевченко был подан донос о неподобающем поведении. Автором этой кляузы после личного конфликта стал прапорщик Николай Исаев. Дело в том, что Шевченко и Исаев были хорошо знакомы, Шевченко даже написал его портрет, они неоднократно встречались в Оренбурге в доме их общего друга инженера Карла Герна. В итоге Шевченко разоблачил безнравственность и любовные притязания Исаева в отношении жены Герна. В отместку за это Исаев сделал донос, в котором указал, что рядовой Шевченко ходит по городу в обычной одежде, а не в солдатском мундире; живет на квартире, а не в казарме; а самое главное – вопреки наказанию и строжайшему запрету рисует и пишет стихи.

Этот донос явился непосредственным поводом к принятию самых жестких мер к поэту. Хотя в Оренбурге многие начальники знали об этом, искренне сочувствовали поэту, но на официальную бумагу надо было реагировать, чтобы самим не оказаться наказанными. Поэтому на квартире был проведен тщательный обыск, изъяли книги, частные письма, альбомы с рисунками, рисовальные принадлежности, а Шевченко в период расследования на две недели посадили под арест на гауптвахту.

Вскоре последовало решение – перевести солдата назад в Орскую крепость, где он несколько месяцев продолжал сидеть под арестом, и возобновить строжайший надзор.

По окончании расследования в конце сентября 1850 г. Шевченко был отправлен из Орска в самую далекую точку Оренбургского военного корпуса – Новопетровское укрепление, которое находилось на западном краю полуострова Мангышлак.

- Какие обязанности по службе выполнял Шевченко? Какие истории про это сохранились?



По прибытии в крепость Шевченко был зачислен в 4-ю роту 1-го батальона. Условия службы в непривычном пустынном закаспийском климате были не менее суровые и жестокие, чем в степном Орске.

Новое место службы сам Шевченко называл «незамкнутой тюрьмой» и описывал в своих письмах и Дневнике так:

«Я теперь слишком медленно и однообразно живу… монотонно, однообразно, больше ничего»,

«Живу я... в казармах, муштруюсь ежедневно, хожу в караул и т.д., одно слово, солдат... да еще солдат какой! Просто пугало воронье. Усища огромные. Лысина, что твой арбуз»,

«...из меня... тянут жилы по осьми часов в сутки!»,

«Трудно, тяжело, невозможно заглушить в себе всякое человеческое достоинство, стать на вытяжку, слушать команды и двигаться, как бездушная машина»,

«Начальники мои – добрые люди, здоровье мое, благодаря Бога, хорошо, только чтение весьма ограничено, что и удваивает скуку однообразия. Вот и весь быт мой настоящий».

Даже спустя несколько лет службы отдавались приказы командиров «взять Шевченка в руки и сделать его «образцовым фрунтовиком».

Помимо почти ежедневной (кроме воскресений) муштры, Шевченко часто стоял на посту (на карауле), в его ведении числились: «…ящик с двумя штандартами и двумя флагами, книга шнуровая 1, стол 1, скамейки 4, тулуп 1, кеньги 1 пара, линейка 1». Например, только в одном 1852 году он отбыл 63 караула.

Режим солдатской жизни рядового Шевченко был однообразным и суровым, то усиливался, то несколько ослабевал, но все эти семь лет поэт оставался бесправным «нижним чином», достоинство которого могли унизить командиры. Надежды на облегчение участи не оправдывались.

Ему даже отказали в просьбе разрешить безвозмездно написать запрестольный образ для гарнизонной церкви. Отказали и в представлении к званию унтер-офицера.

Но не все местные офицеры относились к Шевченко плохо, тем более состав гарнизона часто менялся. Со временем сложились добрые отношения даже с комендантами крепости – Антоном Маевским (умер в 1853 году), а затем Ираклием Усковым. Известно о доброжелательном отношении к художнику со стороны ряда офицеров.

Шевченко много общался с такими же как он рядовыми из среды политических ссыльных, среди которых преобладали участники польского национально-освободительного движения.

Появившаяся возможность относительно регулярной переписки с друзьями и знакомыми из Оренбурга, Петербурга, Москвы, Украины также давала силы преодолевать все трудности и невзгоды.

- Какая обстановка тогда была в крепости (ее характеристики, население, задачи, стратегическое значение)?



Можно вспомнить, что земли на западной оконечности Мангистау, у Тюпкараганского мыса и залива, издавна имели стратегическое значение – в средние века здесь заканчивался сухопутный караванный путь из Хивы, стояло древнее городище Кетык-кала, которое исполняло роль торгово-экономического коридора между Европой и Азией, было большим морским портом.

Основание Новопетровского укрепления в 1846 году являлось частью политики Российской империи по военно-хозяйственному освоению Закаспийского края в первой половине XIX в. Форт имел не столько военную функцию (военных столкновений здесь никогда не было), сколько играл роль важного перевалочного пункта для проведения разнообразных научных исследований и развития торговли.

Крепость в этом месте имела большое стратегическое значение и ряд плюсов:

1. Почти не замерзающая из-за сильных течений, достаточно глубокая и закрытая от многих ветров гавань.

2. Относительно короткий, в 2-4 дня, морской путь до Гурьева (современный Атырау) и Астрахани.

3. Хорошо известная с давних времен «Хивинская дорога», примерно 20-дневный караванный путь.

4. Природные богатства здешних мест – известные к тому времени залежи угля, нефти, солей и других полезных ископаемых в окрестностях Карагана, в море – рыба и тюлени.

Минусы заключались в недостатке источников пресной воды, более сухом климате со слабой растительностью и скудостью почвы.

В мае 1846 года сюда прибыл экспедиционный отряд для строительства крепости. Местные адайцы откочевали от берега вглубь степи и отказались продавать верблюдов и лошадей, опасаясь наказания со стороны Хивы за сотрудничество с русскими. Поэтому необходимый для строительных работ тягловый скот в количестве 200 лошадей и 25 верблюдов в начале июня пригнали с Оренбургской линии. Ни казахи, ни хивинцы открытых препятствий при закладке укрепления не совершали. Уже через два месяца – к началу июля, укрепление было в целом возведено, хотя строительство некоторых объектов продолжалось вплоть до наступления зимы. До этого времени большинство солдат жили в юртах.

По решению императора Николая I укрепление получило название Ново-Петровское («Ново-», поскольку недалеко от этого места (приблизительно в 30 км к югу от современного г. Форт-Шевченко) в начале XVIII века уже пытались заложить крепость Святого Петра).

Крепость была расположена вблизи береговой линии залива Тюб-Караган, на вершине кряжа Курганташ – обрывистой скале высотою более 25 саженей (ок. 50 м), протяженностью с севера на юг в полтора километра и окружностью около трех километров. Гора Курганташ состоит из пластов раковинного конгломерата, с прослойками известняка. Из этих материалов, удобных для обработки в сыром виде и затем твердеющих на воздухе, были выстроены почти все дома форта и его толстые, до 1,5 метров, внешние стены с бойницами протяженностью 700 метров. Необходимое для строительных работ дерево, а также все продуктовые припасы завозились из Астрахани.

Артиллерийские батареи располагались на естественных возвышенностях Курганташа, количество разнокалиберных орудий (единорогов, пушек, мортир) со временем увеличилось с 12 до 26. На северной оконечности кряжа, на одной из таких возвышенностей с обзором на море был устроен дозорный пункт. Внутри крепости размещались казармы, провиантские и артиллерийские магазины (оружейные склады), пороховой погреб, Петропавловская церковь, госпиталь, цейхауз, аманатная, арестантская, дома для коменданта и гарнизонного начальства, офицеров, священника, лекаря, провиантского чиновника и других категорий, а также различные приспособления для нужд гарнизона: двор для скота, баня, кузница и др. Все постройки из ракушечника и известняка в так называемом «верхнем укреплении» были желтого цвета.

Поскольку гора Курганташ имела сложный рельеф с несколькими уровнями и разрывами между отдельных вершин, то для сообщения между ними прямо в горной породе выбивались скальные лестницы-проходы. Общая площадь укрепления достигала двух гектаров. На восточной стороне Курганташа начиналась плоскогорная степь с оврагами и долинами; в южную сторону под горой был разбит казенный огород, засаженный деревьями и превратившийся впоследствии в гарнизонный сад.

Северные склоны горы сходили к небольшому соленому озеру, с запада отделявшему форт от берега моря. Здесь, в «нижнем укреплении», примерно в пяти верстах от форта, располагалась гавань с пристанью, через которую происходила вся связь с внешним миром. Рядом с пристанью была основана Николаевская торговая слобода (станица, ныне – поселок и порт на Каспийском море Баутино). Тут обосновались выходцы главным образом из Астраханской, а также Саратовской, Оренбургской и других губерний – русские и армяне, позднее подселились туркмены и персы.

В станице находились управление пристава, дома и лавки нескольких семейств астраханских армян-торговцев, базар, на котором собирались для обменов адайцы и туркмены, колодцы с пресной водой.

К началу 1850-х гг. Новопетровский форт представлял собой весьма сильное военное укрепление с тремя оборонительными башнями, 26 пушками, 6 мортирами и гарнизоном примерно в 600-700 человек. В крепости несли службу две роты 1-го Оренбургского линейного батальона и до 200-300 казаков из числа Уральского войска.

Ввиду тяжелых условий жизни, частых болезней и высокой смертности, рядовых солдат обычно сменяли здесь каждые два года, местных офицеров – раз в четыре-пять лет. Шевченко же оказался единственным в гарнизоне, кто прослужил почти 7 лет.

Связь крепости с Гурьевом и Астраханью осуществлялась только морским путем в период открытой навигации – с апреля по октябрь, когда доставлялись провиант, почта, личный состав, прибывали научные экспедиции и т.д. Но с октября по апрель навигация закрывалась, и никакого сообщения, в том числе почтового, с материком не было.

Форт и связанная с ним станица вплоть до 1869 г. (основание Красноводского укрепления в южной части побережья) были единственными оседлыми поселениями не только на Мангышлаке, но и на всем восточном берегу Каспийского моря.

Важно отметить, что появление форта не привело в тот период к ухудшению отношений между его обитателями и местным казахским населением, но позднее гарнизон (с 1857 г. переименован в Форт Александровский) был вовлечен в события, связанные с восстанием адайцев против введения новых управленческих реформ в 1870 году.

- Чем помимо военной службы занимался Шевченко в крепости?



В Новопетровском укреплении, несмотря на строгость солдатского образа жизни и надзор, Шевченко все же находил возможности для творчества, нарушая царский запрет, продолжал заниматься рисованием.

Нередко встречается мнение, что для Шевченко период ссылки на Мангистау был «темным временем», «трагедией одиночества», «наказанием пустыней», «отбыванием срока» и т.п. Но на самом деле это один из наиболее плодотворных периодов творчества.

В крайне тяжелых природно-климатических и бытовых условиях военной службы, в «незамкнутой тюрьме» Шевченко находил возможность заниматься творческой работой – создал около 180 живописно-графических работ (рисунки карандашом, акварели, сепии), которые стали своеобразной «энциклопедией полуострова». Среди них – портреты новопетровских сослуживцев, пейзажи укрепления и его окрестностей, сепии, посвященные жизни казахского народа, листы из серии «Притча о блудном сыне», рисунки на сюжеты античной истории, мифологии, литературы.

Кроме того, Шевченко начал создавать знаменитый цикл прозаических сочинений (так как писать стихи все еще было запрещено) на русском языке – небольшие повести автобиографического содержания. Считается, что всего их было написано около 20, но сохранилось и опубликовано только 9. Одна из них – «Близнецы» – как раз и посвящена годам солдатчины в Орской крепости и на Арале.

Художнику удавалось писать письма и передавать их лично в руки приплывавшим в гавань гостям гарнизона. Очень содержательным и полезным было общение поэта с учеными, путешественниками К. Бэром, Н. Данилевским, А. Писемским, Н. Ивашинцевым, А. Головачевым и другими лицами, приезжавшими в укрепление по научным и служебным делам. Это позволяло быть в курсе основных событий жизни в России и Европе.

Уже к концу 1850 года при участии Шевченко в гарнизоне был создан самодеятельный драматический кружок, ставились спектакли. Известно, например, что Шевченко исполнял одну из ролей в пьесе Островского «Свои люди – сочтемся».

Большим событием в монотонной жизни солдата было включение его в состав геологоразведочной экспедиции в горы Кара-Тау в мае-сентябре 1851 года для поиска полезных ископаемых. В результате 128 рисунков посвящены именно пейзажам Кара-Тау.

Шевченко проводил учебные занятия с детьми коменданта Антона Маевского, затем помогал в воспитании детей коменданта Ираклия Ускова.

За годы службы Шевченко удалось пойти и на некоторую хитрость. Дело в том, что официальный запрет распространялся только на рисование и поэзию на «малороссийском» (украинском) языке, про другие виды творчества в документах не упоминалось. Летом 1853 года в одном из писем Тарас отметил: «Нашел я близ укрепления хорошую глину и алебастр. И теперь тоски ради, занимаюсь скульптурой...». Это занятие открыло еще одну грань его таланта. Мастерство скульптора Шевченко приобрел и отточил именно в Казахстане, многое он перенял от местного жителя Каражусупа. На новое увлечение художника, скорее всего, повлияло и большое количество надгробных памятников на Мангышлаке, которые увлеченный историей художник внимательно осматривал и изучал в окрестностях крепости. Тараса Шевченко удивляло, что у казахов на руках было всего три простых инструмента – молоток, топор и пила, но они строили такие искусные архитектурные памятники.

Известно, что Шевченко изготовил несколько разных по тематике гипсовых барельефов и фигурок, в том числе посвященных казахской культуре – «Трио», «Бык с казахом», к сожалению, не сохранившихся. Летом 1853 года по проекту Шевченко был выполнен памятник на могиле Дмитрия – сына коменданта, умершего в детском возрасте. Этот памятник в настоящее время хранится в Музее-комплексе. Также в книге известного ученого-зоолога Оскара Гримма «Каспийское море и его фауна» (С.-Петербург, 1876), есть запись о том, что «В Форт-Александровске достопримечательностей очень немного, разве образ Божьей матери, писанный Шевченко с особого разрешения высшего начальства, и пара львов при входе в дом коменданта, того же мастера».

Осенью 1853 года Шевченко принимает деятельное участие в закладке сада на месте гарнизонного огорода. Вкратце история этого вопроса такова.

Когда в мае этого же года в крепость приехала семья коменданта Ускова – жена Агафья и трехлетний сын Дмитрий, Агафья очень тяжело приняла суровую природу на новом месте жительства и переживала сильную депрессию. Усков обратился к местным казахским лекарям-целителям (бахсы), которые посоветовали построить летний дом для отдыха в оазисе. Таких мест в окрестностях Новопетровского укрепления было немного: Разумановский сад (сад Дубского) к северу от крепости в урочище Коксай, абрикосовый сад Чуили в семи километрах от укрепления. Но свой выбор Усков остановил ближе к крепости, примерно в версте к югу, на месте гарнизонного огорода. Именно сюда из Астрахани и Гурьева были завезены первые ивы, из Ханга-Баба шелковицы. В последующие годы Шевченко с любовью ухаживал за этим садом. Здесь была поставлена кибитка, в которой он мог уединяться – думать, украдкой рисовать, писать литературные произведения. Комендант Усков в саду сделал себе землянку, в которой разрешил Шевченко работать и хранить свои рисунки.

Еще по дороге в Новопетровское укрепление, в Гурьеве, он подобрал на улице свежую ветку вербы и присадил на огороде. Ветка прижилась и выросла в большое дерево – «Тарасову вербу». Более сотни лет форт-шевченковцы берегли это священное дерево как самую дорогую реликвию (к сожалению, сегодня не сохранилась), ее отростки в память о поэте разошлись по всему миру, дав жизнь новым деревьям. Под этой вербой Шевченко любил отдыхать и творить в редкое свободное время. Известно, что прадед первого директора музея имени Шевченко Сатангула Тажиева Таймас дружил с Тарасом, вместе они ухаживали за посаженной вербой.

Незадолго до освобождения, с 12 июня 1857 года начал вести знаменитый «Дневник». В шевченковских рисунках, дневниковых записках и переписке создан художественно-документальный, безупречно достоверный образ Мангышлака того времени.

- Что любил и что не любил Шевченко в суровом краю Мангистау?

Мангышлак, крепость и ее окрестности впечатлили Шевченко и как человека и как художника. Вот, например, как он описывал этот край в своих письмах и «Дневнике»:

«Это будет на северо-восточном берегу Каспийского моря, на полуострове Мангышлаке. Пустыня, совершенная пустыня, без всякой растительности, песок да камень, и самые нищие обитатели – это кочующие кой-где киргизы…».

«И в самом деле, где меня не носило в продолжение этих бедных пяти лет? Киргизскую степь из конца в конец всю исходил, море Аральское и вдоль и впоперек все исплавал и теперь сижу в Новопетровском укреплении та жду, что дальше будет; а это укрепление, да ведомо тебе будет, лежит на северо-восточном берегу Каспийского моря, в киргизской пустыне. Настоящая пустыня! песок да камень; хоть бы травка, хоть бы деревцо – ничего нет. Даже горы порядочной не увидишь…»

Шевченко имел возможность узнать культуру, обычаи и традиции местного казахского населения (называл по принятым тогда нормам «киргизами»), что нашло отражение в его многочисленных рисунках с этнографическим колоритом. Например, картина «Молитва по умершим», по словам самого Шевченко, «Это религиозное поверье киргизов. Они по ночам жгут бараний жир над покойниками, а днем наливают воду в ту самую плошку, где ночью жир горел, для того, чтобы птичка напилася и помолилася Богу за душу любимого покойника. Не правда ли, поэтическое поверье?»;

«…Я зашел к хозяевам в аул. Около кибиток играли с козлятами нагие смуглые дети, визжали в кибитках женщины, должно быть ругались. А за аулом мужчины творили свой намаз перед закатом солнца. Вечер был тихий, светлый. На горизонте чернела длинная полоса моря, а на берегу его горели в красноватом свете скалы, и на одной из скал блестели белые стены второй батареи и всего укрепления. Я любовался своею семилетнею тюрьмою…»;

«Туркменцы и киргизы святым своим (аулье) не ставят, подобно батырям, великолепных абу (гробниц), на труп святого наваливают безобразную кучу камней, набросают верблюжьих, лошадиных и бараньих костей. Остатки жертвоприношений. Ставят высокий деревянный шест, иногда увенчанный копьем, увивают этот шест разноцветными тряпками, и на том оканчиваются замогильные почести святому…»

За время службы Шевченко выполнил немало рисунков казахов – «Казахское кочевье», «Караван верблюдов…», «Казашка», «Байгуши» и другие.

Несколько раз за период службы Шевченко удалось побывать в окрестности крепости – урочище Ханга Баба. Сохранился цикл рисунков этой священной для казахов местности. Вот, например, что он писал о нем:

«…был на Ханга-бабе, пересмотрел и перещупал все деревья и веточки, … и … заплакал. Не было с кем посмотреть на творение руки Божией — вот причина слез моих…»;

«Вчера был я на Ханга-Бабе, обошел все овраги, поклонился, как старым друзьям, деревьям, с которых мы когда-то рисовали, а в самом дальнем овраге … где огромное дерево у самого колодца обнажило свои огромные старые корни, под этим деревом я долго сидел, шел дождик, перестал, опять пошел, я все не трогался с места, мне так сладко, так приятно было под ветвями этого старого великана, что я просидел бы до самой ночи…».

Шевченко не нравилась нищета и бедственное положение местных жителей, о чем он всегда писал с большим волнением. Его угнетали бесправие рядовых солдат («самое бедное, самое жалкое сословие в нашем … отечестве. У него отнято все, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, все…»), несправедливые порядки, царившие в крепости, жесткость и пьянство офицеров («И я в этом омуте, среди этого нравственного безобразия, седьмой год уже кончаю. Страшно!..») и многое другое.

- Что известно о личной жизни Шевченко в крепости?

Мариэтта Шагинян, одна из известнейших исследователей жизни Шевченко, в своей книге писала: «В том, как и кого любил творец, – один из ключей к его творческой тематике, к пониманию главных его сюжетов, к разгадке его социальных, политических, жизненных идеалов».

Шевченко было 33 года, когда его сослали в закаспийские степи под строжайший надзор. Но и здесь встречалось женское общество, и не обошлось без взаимных симпатий.

Женщиной, оставившей след в жизни и творчестве художника и поэта, была жена коменданта Новопетровского укрепления Ираклия Ускова –Агафья Емельяновна. Сам Усков, вопреки строгому запрету, подружился с ссыльным и пытался всячески облегчить его судьбу. Шевченко стал своим человеком в семье Усковых.

Искренняя любовь и забота об их детях не могли не найти отклика в душе Агаты. О характере взаимоотношений с Шевченко она потом вспоминала: «Я нашла в нем честного, правдивого, нравственного человека … Разговора о его сердечных чувствах у нас никогда не было... Шевченко часто гулял со мною; я была рада такому собеседнику... Разговоры с ним всегда были далеки от местных сплетен и доставляли большое удовольствие».

Шевченко же, со своей стороны, восхищался Агафьей как совершенной женой и матерью, о чем писал в письмах друзьям: «Эта прекраснейшая женщина для меня есть истинная благодать Божия. Это одно-единственное существо, с которым я увлекаюсь иногда даже в поэзию. Следовательно, я более или менее счастлив, да и можно ли быть иначе в присутствии высоконравственной и физически прекрасной женщины?»

Шевченко прекрасно понимал, что отношения с замужней женщиной не могут развиваться в другом направлении, чем дружба и взаимоуважение: «Какое чудное, дивное создание непорочная женщина! Это самый блестящий перл в венце созданий. Если бы не это одно-единственное, родственное моему сердцу, я не знал бы, что с собою делать. Я полюбил ее возвышенно, чисто, всем сердцем и всей благодарной моей душой. Не допускай, друг мой, и тени чего-нибудь порочного в непорочной любви моей».

Сама Ускова более трезво смотрела на их встречи и общие прогулки, понимая, что они могут стать поводом для сплетен. И «местные сплетни» весной 1857 года действительно появились и разрушили непосредственность их отношений. При первом же намеке на это Агафья отстранилась: «Так наши прогулки продолжались довольно долго. Как-то приходит к нам Никольский и, между прочим, в шутливом тоне говорит мне, что когда я желаю, он может показать мне место, где Шевченко стоит или ходит, ожидая, когда я пойду гулять и в какую сторону я поверну, туда и он торопится, чтобы меня догнать. Мне было очень неприятно это слышать. Чтобы сразу прекратить разговоры, я перестала ходить гулять. Шевченко удивлялся, почему? Но я никому не объяснила подлинной причины».

Шевченко поначалу истинных причин перемен в отношениях к нему Усковой не понял: «Агата моя нравственная, моя единственная опора, и та в настоящее время пошатнулась и вдруг сделалась пустой и безжизненной…»

И хотя прежние отношения уже не вернулись, но в последующие годы они поддерживали между собою добрые связи, о чем свидетельствуют записи в Дневнике поэта и переписка: «Когда он уехал,.. мы все очень загрустили, нам всем его не хватало...».

В художественном наследии Шевченко осталось два портрета Агафьи Усковой. Сама Агафья Емельяновна до конца жизни в 71 год сохраняла как дорогие реликвии некоторые художественные работы Шевченко, его письма.

Еще одним женским образом, захватившим Шевченко, была Катя – сестра няни Авдотьи у дочерей коменданта Ускова. Катя жила в семье на правах воспитанницы, Шевченко тепло относился к ней, вспоминал в своих письмах. Установлено, что Катя позировала для нескольких рисунков Шевченко.

- Как и почему Шевченко покинул Мангистау? Писал ли он что-то о нем потом?

Годы службы в Ново-Петровской крепости тянулись для Шевченко мучительно медленно. Больше всего угнетало то, что совершенно неизвестен был срок освобождения, все прошения неизменно игнорировались без объяснения причин (на самом деле – за непреклонный характер, нежелание выслуживаться перед начальством).

После смерти в феврале 1855 года главного тирана и мучителя Шевченко – императора Николая I, появилась надежда на освобождение поэта.

Уже в марте наследник престола Александр II готовил манифест об освобождении большого числа заключенных по случаю восхождения на престол. Но Шевченко в этих списках не оказалось. Говорили, что новый царь якобы собственноручно вычеркнул имя поэта, вспомнив, что тот оскорбил его мать-императрицу. Но попытки добиться воли продолжались. За Шевченко лично хлопотали, например, вице-президент Академии художеств, граф Ф.П. Толстой, секретарь академии В.И. Григорович и многие другие уважаемые и высокопоставленные люди.

Наконец, в январе 1857 года в письмах из Петербурга до Шевченко дошли первые весточки, что поэт «прощен и скоро будет освобожден… из незамкнутой тюрьмы». За Шевченко теперь просил и сам Оренбургский генерал-губернатор В.А. Перовский, который включил его в новые списки, подаваемые ко двору императора по случаю коронации. Друзья уже начинали собирать деньги на проезд до Петербурга и обустройство на воле.

Но строгая бюрократия согласования списков и издания многочисленных распоряжений затянули дело еще на несколько месяцев. Указ В.А. Перовского был подписан только 28 мая 1857 года.

Долгожданная свобода стоила дорого – Шевченко хоть и восстанавливался в правах художника, но должен был оставаться под надзором в Уральске или Оренбурге и без разрешения дальнейшего проживания в столицах – Москве и Петербурге.

Соратники по службе уже поздравляли Шевченко со свободой, но в Новопетровский гарнизон официальные бумаги все не приходили. Поэт с надеждой ежедневно встречал каждую рыбацкую лодку с письмами, а долгожданного документа все не было. Желая отвлечься работой, с 12 июня он начал вести знаменитый «Дневник», где подробно и красочно описал многие события своей жизни.

Комендант крепости Ираклий Усков, видя мучения своего друга и зная, что указ об освобождении уже есть (но еще не зная его содержания!), под свою личную ответственность 31 июля всё-таки выдал ему разрешение на проезд до Астрахани и далее до Петербурга.

2 августа 1857 года на попутной рыбацкой лодке через Каспийское море Шевченко отбыл в Астрахань, куда прибыл через три дня.

Настоящий указ в итоге пришел в крепость, но с большой задержкой – только 28 августа. За самоуправство Усков, к счастью, отделался лишь строгим выговором.

Так закончилась для Шевченко почти десятилетняя подневольная военная служба. Земля Мангистау подарила радости неожиданных встреч с интересными людьми, здесь прошли годы плодотворного творчества. В этот период своей жизни Тарас Григорьевич, несмотря на все тягости и страдания, испытал редкое для десяти лет солдатчины (начиная со ссылки в Оренбург) «ощущение душевного покоя и счастья».

Но главное – Тарас Шевченко остался жив, не покорился злой воле своих палачей и выполнил свой обет, данный в день вынесения жестокого приговора: «Я сказал себе, что из меня не сделают солдата. Так и не сделали!»

После освобождения Шевченко некоторое время сохранял переписку с комендантом Ираклием Усковым, неоднократно вспоминал Новопетровское укрепление.

Таким образом, в самых неблагоприятных, часто нечеловеческих условиях Шевченко благодаря любви к жизни, силе воли, сохранил достоинство, уважение и любовь многочисленных друзей и знакомых. Древнее восточное поверье гласит, что «тот достоин жизни, кто посадил дерево или выкопал колодец». Тарасу Шевченко в Казахстане удалось осуществить и то, и другое.

«Солдатчина», как ни парадоксально, стала одним из наиболее плодотворных периодов жизни с точки зрения творчества. В неимоверных условиях созданы сотни рисунков, написаны десятки стихов, появились повести и скульптуры.

Популярность личности Шевченко и его произведений, несмотря на годы ссылки и запрет издавать и продавать его книги, еще больше выросла.